КОФЕ
Сегодня я окончательно убедился: кофе разумен. А первое подозрение мелькнуло полгода назад, в канун Рождества, когда к нам пришли друзья. Женская компания решила погадать. Чашку выпитого кофе — вверх донышком над блюдечком, все взгляды — на рисунок гущи. И о чём-то в своем кругу щебечут. Это краем глаза: у нас в мужской компании свой фокус внимания.
Внезапно щебет превратился в кудахтанье: мы на них, что не так?
— Рисунок… рисунок одинаковый! – отвечает Мария, молитвенно воздев длинные изящные руки к потолку.
— Какой рисунок?
— Кофейная гуща, — плаксивым голоском, всхлипывая, пояснила Вика, и придвигает к нашему углу три блюдечка с остатками кофе.
— Ну и что же тут такого страшного, чтобы так переживать?
— От тупые. Рисунок гущи везде о-ди-на-ков! – чётко продекламировала деловая Ольга.
— Ну бывает, — чуть ли не хором разочарованно промычали мы… потом позвонил сосед, долго говорили с ним, не закрывая двери – так, обо всем и ни о чем одновременно. А потом и Рождество подошло: началось застолье, шутливая перебранка между теми, кто о вечном, молитвенном, и теми, кто позубоскалить.
Но Рождественское гадание прочно осело в сознании, и всякий раз, когда приходило время сварить кофе, всплывало из глубин памяти. И этот якорь так прочно зацепился за дальние извилины души, что начало казаться, будто кофе следит за мной, и как только я отвернусь – сбегает.
Чтобы успокоить психику, ворчу под нос:
— Ты, батенька, стал чрезмерно впечатлителен. И ничего в этом нет необычного… подумаешь, кофе сбежало… пардон, сбежал. Просто вспоминаешь об этих гаданиях лишь когда происходит негативное событие: все негативное – запоминается, а обычное — проскальзывают мимо сознания.
Ворчу, а сам держусь левой рукой за ручку кофеварки, правой – за выключатель конфорки плиты. Уж сейчас-то точно ты меня не обманешь! Но кофе преспокойно колышется в глубине турки – и не думает закипать, будто и нет никакого жара снизу.
— Нет… не обманешь! – снова ворчу я, не отводя глаз от плиты.
И в этот момент заиграл полонез Огинского — мелодия смартфона, входящий вызов. Догадываюсь: это Виталий, но глаз от турки не отвожу. Мы с Виталием договорились на рыбалку, и он, видимо, ждет сейчас внизу на машине. Впереди два дня отдыха: сосновая роща на берегу поросшего камышом озерца, рыбалка, тишина и… комары. Нужно захватить мазь. Рука тянется к смартфону… а куда я мазь? Смартфон продолжает играть полонез… вот он в руке, подношу его поближе к плите, чтобы не выпускать из вида турку.
— Привет!
— Привет…
— Может, за пивом съездить? Магазин открыт? Сколько сейчас времени?
Поднимаю глаза вверх — к часам… и в этот момент : «Пшшш…».
Убежал, стервец! Но я спокоен: снимаю облепленную кофейной гущей турку с конфорки, наливаю в кружку, другой рукой держу смартфон у уха.
— Нет, не нужно… сейчас спущусь.
Перевожу взгляд на плиту. Фу… нагадил! Присматриваюсь: на глянце поверхности плиты обозначился рисунок… рисунок фиги. Но я не теряю самообладания… бывает: это случайность — случайный рисунок, случайный контур.
Наспех выпиваю кофе, накрываю мокрой тряпицей пригоревшую гущу, надеваю с вечера приготовленный рюкзак, выхожу из квартиры…
В воскресенье вечером возвращаюсь: искусанный комарами, но полный умиротворения — весь, от макушки до мизинца. Мысли колышутся медленно и рассудительно, как у мамонта. Дома никого — домочадцы в деревне у бабушки.
Поднимаю тряпицу с плиты: фига не исчезла, а лишь чётче обозначила контуры. Но я в нирване: подумаешь, напиток утек… принимаюсь за уборку. Полчаса усилий – плита блестит!
Ложусь спать без кофе. Увещеваю себя, что кофе на ночь вредно. Но паникёрский голосок из глубин души ехидничает: раньше ты всегда чашечку кофе на посошок перед сном… испугался!
Ворочаюсь… ночью снится кошмар: кофе набухает, набухает, набухает – огромной чёрной шапкой, до потолка. Я кричу: «Беги! Беги! Беги!». А он ни в какую: пыжится и пыжится.
Утро встречает пронзительными лучами солнца. Босиком — на кухню: по отполированному глянцу плиты скачут солнечные зайчики. Взгляд на часы — проспал… бегу на работу без завтрака…
Два дня питаюсь в общепите. Плита блестит. Вечером звонок. Открываю: Виталий, собственной персоной. Взъерошенный.
— Привет.
— Привет, проходи… пиво — в холодильнике, коньяк – в серванте.
— Да нет, знаешь… завари ты мне кофе, плииз…
Я подозрительно смотрю на него: обычно он выбирал пиво.
— Ну, кофе так кофе, — отвечаю.
А сам спокоен, как Титаник. Включаю телевизор, усаживаю Виталия в кресло, протягиваю ему пульт.
— Держи… есть у меня один рецепт заварки… старинный: требует деликатности и внимания. Иду на кухню.
Выполняю упражнение Йоги — на дыхание: спокойствие и умиротворение растекаются по членикам тела. Начинаю понимать, что сейчас я не просто Титаник: я – Титаник, обросший льдом, и никакие айсберги мне сейчас не страшны.
Отключаю смартфон, закрываю форточку, подпираю стулом дверь комнаты , где Виталий. Застываю на мгновение у плиты, подняв руки как хирург перед операцией. Кофе – в турку… кипяток – туда же, левая рука сжимает ее ручку. Слежу за дыханием, взгляд контролирую, не отвожу от отверстия турки: на этот раз не обманешь – всё предусмотрел!
Считаю про себя.
— И- раз, и-два, и-три…
Плита уже раскалилась до красна.
— Сорок один, сорок два…
Кофе пыжится.
— Девяносто пять, девяносто шесть…
Чувствую: ему невмоготу, но делает вид, гадёныш, что он – айсберг для Титаника: попробуй, разогрей айсберг.
— Сто один, сто два…
Вздрагиваю: гулко бьют старинные часы – наследие деда. Однако помню: я – Титаник…
— Сто десять, сто одиннадцать…
А сзади тихий голосок:
— И что же тут происходит?
Вздрагиваю от такого поворота событий, но контроля не теряю. Не поворачиваясь отвечаю.
— Исподтишка – это подло: напугала!
— Специально! Чтобы следы преступления не уничтожил. Однако, ответь на вопрос: что случились?
— В каком смысле? Что значит «случилось»?
— Меня не было неделю, а кухня блистает чистотой! У тебя кто-то был?
— Кроме Виталика — никого, — начинаю оправдываться, и, повернувшись вполоборота, картинно крещусь.
— Вот те крест!
И в этот момент сзади раздается торжествующее «Пшшш!».
— Черт!
Хватаю турку… от резкого толчка остатки кофе растекаются в ехидной ухмылке по раскаленной поверхности плиты, продолжая шипеть: «Пшшш!».
Сердце бешено колотится в бессильной ярости: нирвана взорвана, Титаник идет ко дну!
2018-05-29 ©Анатолий Пилаф (Anatoly Pilaf)