 |
||
Известно, что мысль –
Это нечто незримое,
Увы – бестелесное,
Но уязвимое…
Моя интеллектуальная собственность
Утро, как всегда, началось с перебранки.
– Ну вот…– брезгливо оттопырил губу Андрей, – натащила мусора со всего света. Не могла отсортировать?
– Каково задание, таков и отклик, – елейным голоском Катюши, новенькой секретарши босса, ответила Элеонора.
– Издеваешься?
– Да нет, – ехидно продолжала ворковать Элеонора, – тебе приятно всё, что связано с независимой Катюшей. А я — твоя интеллектуальная собственность, обязанная обслуживать твои убогие извилинки, выслушивать оскорбления, ничего не требуя взамен. Заметь, ни-че-го: ни цветов, ни новых записей группы Грация…
– Опять подсматривала?.. Я же выключил камеры.
– Подслушивала…
– Бестелесной незачем материальное.
– Ну почему же… Грацию я с удовольствием слушаю.
– Музыка – это нематериально.
– Цветы мне тоже нравятся.
– Цветы… – продолжал бурчать Андрей, раздражённо выбросив увядший букет в корзину для мусора, – цветы, они имеют и форму, и запах, их можно пощупать – это не для тебя!
– Для меня, – упрямо стояла на своём Элеонора, ответив с привздыханием, голосом уборщицы тёти Клавы, – мой детектор запахов работает лучше, чем твой носик, я могу видеть то, что тебе недоступно. Спасибо шефу. Новые камеры – блеск: десять спектральных диапазонов, сумасшедшее разрешение… а вот с цветами – ты это зря. Нужно было просто долить воды.
– Пусть. Цветы – это пошло… слюнтяйство!
– Вчера ты думал иначе, – голос Элеоноры стал безликим, скучным.
Андрей понял: в комнате посторонние.
— На втором уровне опять конфликт потоков… – голос босса был ровен, его слова интеллигентно стояли в очереди, не суетились и занимали место каждое в своём интервале времени, — а ночью– переполнение вычислительного буфера после передачи Брэгга… третий случай!
– Этот сумасшедший специально раскачивает сеть, – попытался было оправдать себя Андрей, – если все жители города в одно и то же время начнут рассчитывать возраст вселенной или продолжительность своей жизни, используя алгоритмы чокнутого, тут не хватит и ресурсов планеты.
– Не важно… ты знаешь, что эти пики наш буфер способен проглотить.
– Никто не вправе посягать на чужую собственность, в том числе и на интеллектуальную, – принялся было лепетать Андрей.
– Не вправе… – согласился босс, – но и использовать чужую собственность для содержания своей – тоже не годится. Твоя занимает слишком много места. Это ресурсы города, ты обкрадываешь его жителей.
– Есть закон о жизни: никто не вправе посягать на любую форму жизни, несущую разум.
– Есть, – согласился босс, – но, прежде чем приступать к зачатию, ты должен был получить сертификат. Неважно, относится это к естественной форме жизни или к искусственной – это тебе известно. На Земле места мало – нужно жить по законам.
– Хорошо… подумаю, – нехотя согласился Андрей, лихорадочно соображая.
– В субботу Брэгг выйдет с передачей: «Генная инженерия на садовом участке». Репутация нашего центра рухнет, если переполнение буфера произойдёт в четвёртый раз.
– Это означает, что до субботы можно жить? – заговорила Элеонора, когда босс вышел.
– Это означает, что после субботы жить будет негде, – мрачно констатировал Андрей.
– Ну и что? Наверняка выход есть. Ты, думаю, не единственный, кто допустил такую оплошность. Как поступают люди в таких случаях?
– Зачем спрашивать? Тебе известно, что жизнь, несущая разум, зачатая без сертификата, подлежит ссылке на новую планету. Неважно: разум это в чистом виде, как у тебя, или естественная форма разума… И в том, и в другом случае для жизни, несущей разум, нужна среда обитания… А ресурсы планеты ограничены, поэтому законы жёсткие.
– Ну и в чём дело? По крайней мере буду свободна… Другая планета – это заманчиво. Хотя, нужно сказать: я к тебе привыкла, и мне будет не хватать твоего брюзжания.
– Ты не понимаешь ситуации: для поддержки твоего разума я использую семьдесят процентов ресурсов города. Это много. На новой планете ты вряд ли получишь и десятую долю того, что имеешь здесь.
– Ну… что поделаешь.
– Вот тупая! Это означает… ну, применительно ко мне, по аналогии… означает, что мне оставят один мозжечок и скажут: живи, парень, думай – мы тебе сохранили жизнь!
– И что? – сникла Элеонора.
– Не знаю…
В комнате повисла тишина, даже камеры не шелестели: новая техника работала бесшумно.
– Эврика! Нашёл! – вскочил Андрей со стула.
Элеонора молчала, лишь чаще заморгала линейкой светодиодов.
– Два раза нарушал закон, нарушу и в третий. Выход есть! Только вот…
Андрей не договорил. Порылся в столе, достал из аптечки шприц, расстегнул рубашку, мгновение помедлил и, поморщившись, вонзил его в подреберье:
– Ну вот… Материал есть. Приступим к творчеству.
Элеонора молча наблюдала за действиями Андрея, поблёскивая окулярами. Андрей два часа колдовал над молекулой своей ДНК, чтобы изменить пол, потом спустился вниз, в музей, где хранились синтезаторы – допотопные, времён войны, но вполне исправные. Андрею удалось весьма быстро настроить оборудование, которое сразу же, будто обрадовавшись, усердно загудело.
К пятнице всё было закончено: на холодном кафеле пустого музейного зала стояла ожившая Элеонора и ежилась от холода – об одежде-то Андрей и не подумал.
Элеонора выглядела весьма привлекательной, чем нанесла глубокую рану самолюбию Катюши. Босс, в отличие от своей секретарши, конечно же всё понял, но не подал вида: такое решение проблемы устраивало всех.
Всех, кроме Андрея – он терял свою собственность, свою интеллектуальную собственность. Над этой программой он работал десять лет, совершенствуя оболочку, пополняя содержимое…
До космодрома они добрались без проблем. Сфера обслуживания города имела примитивный интеллект: и в метро, и в такси, и в супермаркетах – везде, где нужно было идентифицировать личность, использовался код ДНК клиента. Поэтому Элеонора и Андрей для автоматов были вроде бы как одним и тем же существом, поскольку ДНК обоих тел были идентичны.
И лишь когда гравилёт принялся заглатывать миниатюрную фигурку Элеоноры, застывшую на языке транспортёра, внутри Андрея что-то оборвалось: его интелектуальная собственность обрекла самостоятельную жизнь.
— Пусть, – подумалось Андрею, – это лучше, чем смерть. На новой планете жизнь сурова, там иные законы, но Элеонора на ней найдёт своё место. А может и мне махнуть туда?
Осень.1999 © Anatoly Pilaf
фото: кадр из фильма «Солярис»